{BL}Весь Интерстеллар взорвался после скандального сообщения жестокого маршала

Глава 61

Шэнь Наньхэ был озадачен: "Вы... вы собираетесь вернуться пешком?"

Гао Ефэй слабо оглянулся.

Шэнь Наньхэ вытер холодный пот со лба: "Почему бы мне не попросить кого-нибудь организовать вам самолет?"

Гао Ефэй молчал, Шэнь Наньхэ быстро воспользовался рацией, висящей у него на поясе, чтобы затребовать самолет для маршала: "...Поторопитесь!"

Цилинь выскочил из руин, и приземлился перед ними.

Глядя на размывающуюся черную фигуру, которая казалось горела черным пламенем, Шэнь Наньхэ содрогнулся.

~В другом мире~

Когда Хань Юань открыл глаза, его тряс Толстяк, пытаясь разбудить, он что-то торопливо говорил.

"Что случилось?"

"Почему ты спишь как свинья? Тебя не добудиться! Вставай, на другой стороне озера, группа всего из дюжины ящериц, вот удобный случай!" - сказал Толстяк, доставая Хань Юаня из спального мешка. Подняв его, он протянул ему плащ.

"Все остальные уже ушли, ты как капитан, не должен отставать", - сказал Толстяк и вышел из пещеры в скале.

Мозг Хань Юаня все еще пребывал в хаосе, он на автомате вышел вслед за Толстяком, накидывая плащ от солнца.

Когда они вышли наружу, в лагере никого не было. Все отправились к озеру, как и сказал Толстяк.

"Всего пятнадцать ящериц, две маленькие и тринадцать больших. Это наименьшая группа, которую мы видели за последние два дня. Если мы упустим эту возможность, то следующего раза не будет. Давай, поторопись ... "— говорил Толстяк, когда слова резко оборвались.

Толстяк в шоке смотрел на Хань Юаня.

"Что? "

"Почему ты плачешь?.. Я просто так сказал это, желая побудить тебя действовать? Я тебя не виню... Почему ты...", - Толстяк был ошеломлен.

Хань Юань поднял руку, чтобы коснуться своей щеки, его пальцы были влажными.

Хань Юань натянул плащ и вытер лицо обеими руками: "Я только что вышел на свет из темноты, это от яркого света".

Должно быть, это было последствия газа. Он был ранен, поэтому неудивительно, что текут слезы.

Толстяк на мгновение остолбенел и, недолго думая, тут же возобновил свою болтовню: "Тогда идем, поторопись!"