Мистраль

Глава 3

   Тридцать лет назад случилось то, что заставило мать ненавидеть меня. Единственный член семьи, приносивший домой деньги, которым являлся мой отец, принял решение уйти.

Насколько я помню, за день до того, как он ушёл из семьи, у них произошла серьёзная ссора с матерью. Он закрылся на какое-то время в ванной комнате, а мне оставалось лишь лежать, укутавшись одеялом по горло и догадываться, что он там делает, но моя энергия была небезгранична и я сам того не замечая, начал засыпать.

Как я понял на следующее утро, окончательно проснувшись после холодного душа, он принимал решение, от которого зависела не только его, но и наши жизни. По всей видимости, он принял его спонтанно и не хотел терять ни минуты, собрав часть своих вещей и блокноты, в которых он постоянно вёл записи, запрещая кому-либо даже притрагиваться к ним. И единственное, что осталось мне в память о нём – это ручка и записка, где были написаны следующие слова: "Беги от этой женщины, пока не поздно", а также фотография из его молодости.

Мать переживала не лучшие годы своей жизни после расставания с ним, которые были обречены на страдания. Она стала ненавидеть во мне совершенно всё, что напоминало отца, а это было большей частью меня.

Фотография отца, о которой я писал выше, осталась существовать только благодаря мне. Я наткнулся на неё в день, когда мать жгла фотографии, неумелые стихи отца и посвящённые ей письма, сидя на подоконнике с сигаретой между двух пальцев правой руки. Но в день, когда я переезжал из своего родительского гнезда, мною было принято решение оставить всё то, что напоминает о прошлом там, где ему место – в прошлом. Я искренне хотел, чтобы мой переезд стал не то, чтобы новой главой в моей жизни, а совершенно новой, чистой страницей в ней. К слову, после моего переезда, я больше никогда не видел свою мать, мы никогда не пытались связаться друг с другом, то же касается моего отца. Вспоминая всё вышеупомянутое, я вспомнил о своих тогдашних чувствах. О том, как страх переезда окутал меня, тревога заставляла дышать меня в полную грудь.

Практически с самого детства, помимо множества лжи и других оскорблений, мне пытались навязать беспомощность, обречённость на низшую жизнь, что я вырасту абсолютным, социальным и бытовым инвалидом и не буду в силах представлять себя в обществе, как личность. В мои обязанности входили вещи, который не каждый взрослый был способен осилить за тот короткий промежуток времени, который мне давали на выполнение задания. Это напоминало не что иное, как каторгу, но, тем не менее, это не помешало мне принять контрольное решение, изменившее всю мою жизнь.