«Психопатка, руки убери!»: услышал я голос Губы.
Я резко перевел свой взгляд в ту сторону и увидел женщину около сорока в норковом полушубке, под которой был напялен спортивный костюм рибок. Писк моды жлобих, которые хорошо зарабатывают, еще лет десять назад, такие выделялись золотыми ртами. Он вцепилась в Губу и практически повисла у него на шее.
Что она хочет от Губы, трудно было понять.
«Интересный вечер!»: подчеркнул я.
«Я Борисычу позвоню!»: истерическим голосом прокричала она на всю улицу.
«Так что эта старая блядь может хотеть от Губы?»: всерьез, задумался я.
На новою поклонницу, она не походила, Губа, я был уверен, даже для старушек был малопривлекателен, тут явно что то другое было.
Упомянутый сумасшедшей Борисыч, кстати, это отчество или, скорее, кличка авторитета из центра, и как я понял, какая то старая образина хотела им припугнуть Губу. За что и почему, я так и не понял. Помогать Губе я не спешил и вообще не собирался забивать ногами эту наглую старушку. Это только бы поубавило балов в моей безупречной репутации, понимал я. А я ею, как уже говорил, с не давних пор, это где то уже пошел второй час, сильно дорожил.
В городе, в то время, царила мания запугивания, которая охватила абсолютно все слои населения. Борисыч был лидером кавказской группировки, которая контролировала центр, и вообще она считалась самая крутая в городе. Он, кстати, в те годы, конкретно облегчил жизнь кавказцев и полукавказцев, и вообще всем «не нашим» восточного типажа. Все черненькие, от иранцев до евреев начали громко кричать, что они его близкие или дальние родственники от троюродных племянников до пятиюродных братьев. Люди коммерции, имеющие точку в центре, и исправно платящие дань Борисычу ( в ином случае они бы не работали в центре, или бы вообще не жили) тоже решили как то использовать его громкое имя в нерабочее время в личной жизни. Также горожане, не имеющие отношения ни к кавказцами, ни к коммерции, ни тем более к этой группировке, тоже начали пугать грозным Борисычем своих недругов. Многих за это довольно жестко наказывали, но большинство это не останавливало. Доходило даже до того, что жена дебошира мужа пугает Борисычем, или сын отца. Имя его настолько было громким и грозным, что даже после того как его застрелили, это многих не смутило, и еще несколько лет после его похорон, в Киеве продолжали пугать Борисычем. И на кого то это действовало. И так эти грозные крики: «я скажу Борисичу!» «я позвоню Борисычу», «сейчас приедут пацаны Борисыча!», были слышны везде, я уже к этому привык и особо не реагировал. Меня бывало, по три раза на день, пугали им совершенно разные люди и по совершенно разным поводам, и мне эти громкие слова ни о чем не говорили. Я его не боялся по одной причине, я просто не верил, что мои мелкие пакости, могут причинить ему какой либо вред, и, тем более, он, из за этого, захочет со мной знакомиться.
То что люди полагались на помощь криминального авторитета, они, по своему, были правы, действительно если он купил всю милицию, куда тогда простому люду обращаться за помощью?
«Мама успокойся, это мой друг!»: резко выкрикнула моя.
«Мамочка такая же резкая, как и дочка!»: подытожил я.
Это женщина подошла ко мне, практически впритык, и проникновенно посмотрела в глаза, во время чего состроила презрительную улыбку.
«Что случилось?»: спросила она тоном следователя.
«Этого козла ребята побили, а он их прогнал!»: указав на меня, вкратце рассказала Ира всю историю.
Женщина еще раз на меня внимательно посмотрела. Я сразу понял, что я, в отличии от ее дочки, вовсе не вызываю у нее симпатии. Правда я отвечал ей взаимностью, она тоже мне не нравилась ни как женщина, ни как человек, даже ни как парнокопытное. Я оставался к ней равнодушен даже как к беспозвоночной многоклеточной.
«Я Вове звонила, он сказал, что с людьми Борисыяча подъедет!»: грозным тоном заметила она и изучающи посмотрела мне в глаза.
Как я понял, я должен был сильно испугаться.
«Ох эти старые тупые бляди!»: подумал про себя я. Вот это мода всем кому надо и не надо знать имена криминальных авторитетов, и, без надобности, озвучивать их вслух.
Она убрала взгляд и переключилась на дочку, как я понял по ее поведению, она была уверена, что у нее получилось презентовать себя женщиной из круга Борисыча. Я не знал понтуется она или нет, действительно ли его знает, но как бы ни было, она меня сильно раздражала, и знание или незнание Борисыча на это абсолютно никак не влияло. Она нагло влезла в нашу беседу, как раз я собирался высказаться Ире по поводу совместного нового года, и, мало того, что то хотела из себя строить, похожее на Марусю Климову. Мамочке уже явно давно стукнуло сорок, а мозгов было меньше чем у Губы. Интересно, чем она занималась две моей сознательной жизни, чтобы остаться такой тупицей?: всерьез задумался я.
«А ты чего звонил, перепугал меня?»: обратилась женщина к Игорю, который на расстоянии шел за нами и, приблизившись с другом, остались стоять в сторонке.
«Это не они, те убежали!»: печально заметил он.
Что то Игорь начинал меня раздражать, «это как убежали, это я же их разогнал в том героическом противостоянии, а ну быстро все расскажи как было!»: так и хотелось мне дополнить. Но это было явно не в его интересах, начать меня раскручивать перед Ириной мамой, и я ему это простил. Вообще Игорь был в таком положении, что на него не стоило обижаться.
Мать еще раз осмотрела меня, потом перевела взгляд на дочку и на Игоря. Она догадалась обо всем, и лишь недовольно скривилась.
«Быстро иди домой!»: сказала она дочке, и, не попрощавшись, важной походкой пошла в сторону парадного. Было видно, мамочка была уверена, что она своим появлением произвела фурор, и все мы трясемся в ужасе от того, что она приплела сюда Борисыча. А же понял, что она прибацаная на всю голову и уже начал думать, как же мне все организовать, и Иру того-сего, и чтобы больше не встречаться с этой умственно неполноценной.
«Давай пока!»: грустно сказала Ира и пошла за мамой.
«Давай!»: ответил я.
«417-48-32!»: прошептала она.
«417-48-32!»: вслух повторил я.
Она улыбнулась и пошла.
Когда они скрылись в парадном, я развернулся, Игорь не уходил и я тяжело вздохнул. Я понимал, что Игорь меня ненавидит, и будет улучать в подлости. Ну а что я виноват? Когда я прошел мимо него, он, с упреком смотрел на меня, и явно хотел поговорить, я этого вообще не хотел и холодно, без лишних слов, попрощался с ним и пошел в сторону дома.
«Та кто он такой, чтобы мне упрекать!»: уже начал злиться я.
Губа, в это время, провел свою домой, и быстро меня догнал.
«Все путем, хорошо сработали, кобылы уже есть на новый год!»: потирая руки, промолвил Губа возле нашего парадного.
Этот Игорь, кстати, был его бывшим одноклассником, но судя по его настроению, Губа даже не задумывался нам этой проблемой. Таких моральных терзаний как у меня, у него точно не было, но он никогда не жалел о проделанном, тем более, если проделанное приносило ему ощутимую выгоду. Вообще, мы словом еще с нашими случайными знакомыми не обмолвились, насчет следующей встречи, и, тем более, такого сакрального мероприятия, как совместна встреча нового года, но Губа уже все за нас четверых решил.
«А куда деть Карсона и Леху?»: резко вспомнил я.
«Поспешишь людей насмешишь, нахер мы вообще их зазывали?»: с досадой в голосе заметил Губа.
«Ну Карсон не обидеться, думаю он привык к отказам в последний момент, а с Лехой надо придумать!»
«Ничего мы ему не обещали, скажем, как есть: два на два, нафиг подламывать!»: добавил я.
«Точно!»: согласился Губа.
«А Леха найдет лаве, как обещал, мешать не будет!»: добавил он.
«А что с поляной?»: вспомнил я.
«Да ладно, мы жизнь им спасли, пусть уже как то без жратвы обойдутся!»: возмутился Губа.
Я бы вообще не сказал, чтобы над их жизнями нависла угроза в тот вечер, те ребята хотели от них, точно того же, что и мы. Девушки, думаю, тоже это понимали, и относились к нам не как к спасителям, а как к завоевателям. А это разные вещи, и если мы на это решились, значит мы их поклонники. А поклонник должен постоянно радовать и удивлять свою пассию. Поклонник это тяжелая и дорогостоящая ноша, часто неблагодарная, наверное, поэтому я и не стремился заводить постоянную девушку. Да я бы ее и не завел с Губой, тот бы за неделю любую извел.
«Губа давай завтра спросим, они вообще придут или нет, а тогда будем решать!»
«Та что там спрашивать!»: заявил Губа.
«Давай не будем спрашивать, но если что то сорвется ты будешь отвечать!»: злобно добавил я.
«Ну спрошу завтра, в чем проблемы?» ответил он. По его взгляду я понял, что он был уверен, это лишнее.
Утром следующего дня, я позвонил Ире, и договорившись о встрече, в бодром настроении, забежал к ней. Мне открыла дверь ее мама, и мое настроение резко подупало. Маман продолжала, не то что не скрывать, а как можно выразительней демонстрировать, что я ей вообще не нравлюсь. Я же, в свою очередь, вынужден был усердно скрывать свое отношение к ней, как она мне противна.
«Это ты что друг Игоря?»: насмешливо обратилась она ко мне.
Я понял подкол, и парировал: «Самый близкий!»
Отвечая, я всеми силами старался не кривляться и, не подавать виду, что это животное уже начинает меня выводить из себя. Моя шутка ей не понравилась, возможно, она ее и не поняла, и она решила построить злобные гримасы. Это был чистый прикол жлобих, когда они не врубались во что то по причине своей недалекости, они пытались напустить на себя важности или обидеться. Состроенная мамашей рожа заслуживала плевка больше, чем мусорная урна, и только красота ее дочки меня остановила.
Она осмотрела меня с ног до головы, особенно демонстративно надолго остановила взгляд на порванных кроссовках и, скривившись, произнесла: «Смотри, не дай бог Ирка мне пожалуется, тебе несдобровать!»
Я как понял, должен был продолжать бояться. Но меня, почему то, такие пустые угрозы всегда только забавляли. Мне даже захотелось, назло, сделать что то плохое Ирке, чтобы позлить эту тупую старуху.
«Какие проблемы, вы ж с Борисычем!»: улыбаясь, ответил я.
Она видно даже не поняла, что я стебусь, и прищурив свои свинячие глазки, посмотрела мне в глаза. Как я понял, мамуля готовилась сказать что то обидное или произнести очередную угрозу. Я готов был поспорить, что сейчас она вновь пизданет про Борисыча.
«Привет!»: промолвила появившаяся в двери Ира, и попыталась отпихнуть застывшую в дверном проеме мать. Маман еще раз бросила беглый взгляд на мои порванные кроссовки, и, как она любила, без лишних прощальных слов, ушла.
«Привет!»: весело поздоровался я.
Ее мать уже успела у меня отбить желание с ней начинать что то крутить, но Ирин взгляд, который продолжал быть покоренным, меня убедил, что мне стоит продолжать.
«Давай вместе новый год отметим!»: предложил я.
«Давай!»: не задумываясь, ответила она.
Как я понял из ее ответа, молниеносного без дебильного кокетства и набивания себе цены, она об этом тоже мечтала, как и я. И никто и ничто на этом свете не мешало нам осуществить нашу мечту. До исполнения мечты оставался один день, так хорошо когда твои мечты осуществимы и еще в таком коротком временном отрезке. Я смог порядочно зарисоваться, и она продолжала мною тихо восхищаться, я, в свою очередь, не собирался ее разочаровывать.
Мы, молча, смотрели друг другу в глаза и похоже влюблялись. Сейчас я впервые ее увидел без бесформенной дубленки, которая скрывала все ее достоинства. А там, слава богу, было что скрывать. Ноги у нее были стройные, фигура почти модельная, лицо симпатичное, правда я сверху заметил, что она была крашенной блондинкой. Но а мне какая разница?
«Хорошо что не черненькую выбрал, эта вроде бы получше!»: про себя подумал я. «Если бы ни это тупая мамаша, ей бы цены не было!»: подытожил я.
«Вчера с Игорем зажигала, сейчас этот нарисовался, не слишком девочка разогналась!»: донесся голос ее мамы из квартиры.
Я посмотрел в глаза Ире, и так хотелось сказать: «какая же противная старая блядь твоя мамаша!» Но я знал, как дочки привязаны к своим матерям, и естественно промолчал.
«Не обращай внимания, ей вообще никто не нравится!»: решила меня утешить Ира.
Хотелось дополнить, что его мать тоже никому не нравится, но, то и так понятно, этого и озвучивать не надо было. Потом, после нового года, все ей выскажу: твердо решил я.
«Ну что ты будешь так и висеть в коридоре как потаскуха?»: опять донесся голос из квартиры.
Ее вульгарность и бестактность меня просто убивала. Я понял, что еще одной реплики не выдержу и решил сворачивать разговор.
«Тогда договорились, отмечать новый год будем вместе с Ваней и Юлей!»
«Да!»
«Я за тобой зайду в часов девять, но перед этим позвоню!»
«Жду!»: обнадеживающе добавила она.
На прощанье, я поцеловал ее в щечку, и радостно пошел вниз. Она была действительно хорошенькая, и я был благодарен Игорю за вечерний звонок, и тому обстоятельству, что отбил «в темную» не уродину.
Выбежав из парадного, я встретил на улице Игоря.
«Блядь!»: тихо промолвил я.
Понятное дело, эта встреча была мне не приятна и не нужна. Как я понял, этот рыцарь печального образа теперь будет постоянно путаться у меня под ногами. Его взгляд меня просто гипнотизировал, принуждая вспомнить про совесть.
«Если он начнет мне сниться, надо будет отказываться от нее!»: подытожил я.
Он был наряжен в костюм, я тоже был в костюме, правда спортивном. В руке его был букет алых роз. Я, в последний раз, нес букет в классе восьмом на первое сентября подарить своим мучителям. И еще с тех времен я понял, что цветы в жизни ничего не решают. В моем случае, те жалкие официальные букеты никак нас не сближали и не ссужали пропасть между мной и классной руководительницей. Как для меня, Игорь в костюме с подбитым левым глазом, да еще и с этим букетом, смотрелся нелепо.
Он конечно догадался, от кого я, я понял, кому цветы.
Игорь, с укором, посмотрел на меня и тихо произнес: «Привет!»
Я безмолвно подал ему руку и попытался безразлично посмотреть на него. И так мы молча смотрели друг на друга. Это не была настоящей дуэлью взглядов, как у профессиональных боксеров перед боем, Игорь не пытался показывать, что он мне конкурент. Он хотел другого, меня разжалобить.
Мне сказать было нечего, ему видно тоже. Как я понял, он уже успел меня попроклинать. Вскоре, я не выдержал его психологического давления и произнес: «Слушай, я ж тут не причем, давай пусть она сама решает!»
В его глазах появилась надежда, он даже смог улыбнуться и жизнерадостно проскользнул в парадное. Я не понял, чего он так оживился, так как я чувствовал, что шансов у него не много, скорее вообще нет. Ира мне уже понравилась, это факт, и я уже не собирался от нее отказываться. По крайней мере, до нового года я не собирался ее никому уступать. Вообще мне вся ситуация знакомства понравилась, как я выглядел в тот вечер, прямо как у мушкетеров. Мне нравился ее взгляд, как она меня рассматривала с восхищением. Я не знал, будет ли у меня в жизни еще шанс так красиво завести знакомство, и будут вообще на меня смотреть девушки с таким восхищением. Как бы то ни было, я не хотел загадывать на будущее, но мне Ира нужна была на этот праздник, в ином случае, он срывался. Даже хуже скажу, новый год не то что без девушек, а в компании одного Губы -это не праздник, это траур. Я этого мог не выдержать, за какие грехи мне такое наказание? Я, как любой другой человек, имел право на лучшее в наступающем новом году. И с этим ухажером, когда он смотрел мне в глаза, я готов был ему и последнюю рубашку отдать, но как бы Игорь меня не гипнотизировал, я уже не мог выполнить его просьбу. Если бы он, вместе с Ирой, забрал и Губу, я бы еще подумал. А так, извини. «Видишь тебя откровенно игнорят, уйди достойно, нечего унижаться, найди другую!»: не мог я его понять. Но он видно придерживался другой тактики покорения девичьих сердец, брал измором, если не сказать более грубо.
«Так, уже 8 часов!»: посмотрев на часы, вслух произнес я.
«Четыре часа до нового года!»: с задумчивой улыбкой, добавил Губа.
«Через час забираем девушек и все начинаем кутить!»: подытожил я.
Еще утром, мне мама дала немного денег в качестве презента, и это было все, что у нас было на праздник. Губа, как всегда, не собирался что то докладывать в общую кассу. Днем мы прошлись по ларькам, и подсчитали, данной суммы хватало на литровую бутылку водки «Распутин» и полторы пачки Мальборо. Можно было конечно выбрать сигареты и подешевле, но это все же был Новый год.
«Не ахти!»: вслух произнес я.
«Сойдет, быстрее захмелеют без закусона!»: жизнерадостно добавил Губа.
«Тоже верно!»: признал я.
«Хотя без шампанского новый год как то не то!»
«Давай купим шампунь, вылакаем его за пять сек, и будем как придурки друг на друга до утра смотреть!»: злобно заметил Губа.
В принципе, он был прав, а это бывало крайне редко, и я решил его послушаться. Мы пошли на базар, так были те же цены, купили что запланировали, и остановились возле елочного базара. Губа пошел с продавцом выбирать ель, а я, в это время, вытянул первую попавшуюся из за ограды и пошел в сторону трамвайной остановки.
«Какая то она облезлая!»: догнав меня, промолвил Губа.
«Иди поменяй!»: резко заметил я.
Я присмотрелся, ель действительно была не ахти.
«Зато в мой рост!»: добавил я.
«Я гоню, пойдет!»: добавил Губа.
Сразу же мы направились на квартиру его мамы. Квартирка выглядела убого, и ель, закрыв собой покоцанный комод, немного отвлекала внимание от общего не веселого фона.
«Может игрушки на елку поищешь, а то без них вообще не то!»: предложил я.
Губа пару минут порылся по шкафчикам и ничего не нашел.
«Пошли они нафиг, и так нормально, что мне еще может повырезать из картона фигурки?»
«Не надо!»: остановил его я.
Страшно было даже представить, какие фигурки Губа со своей неординарной фантазией вырежет.
«Я тебя не узнаю, и так много чести этим курвам!»: недовольно добавил Губа.
Телевизор на маминой квартире был черно-белый, и это обстоятельство меня немного опечалило. Новогодний концерт, как и все, я любил смотреть, и яркий разноцветный экран мог бы хоть как то разрядить серую обстановку этого запущенного жилища. Как я начал догадываться, у его мамы пошла жизнь по наклонной, и квартира это наглядно демонстрировала, здешний интерьерчик совсем чуть-чуть не дотягивал до стандартов классического притона. Еще совсем не давно, я бы на это и внимание не обратил, но мы пригласили дам, на которых я хотел продолжать производить хорошее впечатление, и нам надо было хоть какой то придать вид этой квартире, в наших же интересах. Также, это все таки не рядовая попойка, а Новый год.
«Что мы имеем!»: начал подсчитывать я.
«Бутылка водки, пачка сигарет, обшарпанная квартира, облезшая елка без игрушек, и черно-белый телевизор, который заводится с удара кулаком по корпусу!»
«Не густо!»: подытожил я.
Я еще раз бросил взгляд на елку, которая практически полностью осыпалась и не украшала, а только лишь дополняла это убогое жилище. У меня появилось желание выбросить ее в окно. Я на елку возлагал большие надежды, но она себя не оправдала. Я ее украл, потом мы ее везли в переполненном трамвае, во время чего ругались со всеми подряд заходящими и выходящими. Возможно, они были правы, так как мы ее не обмотали веревкой, и она царапала им рожи и одежду. На второй остановке, к нам придрался кондуктор. Женщина, видать была с фантазией, и потребовала покупать билеты не только на нас, а также на елку. Стандартная отговорка: «мы со спортинтерната!» на нее не действовала. Мы вежливо ее отсылали несколько остановок. С четвертой остановки, она начала повышать тон, и в ответ, мы уже начали отсылать ее не вежливо. Она ушла, но вскоре вернулась, и притянула с собой какого то борзого мужика, который сердито представился контролером и показал железный жетончик. Он был один, и где то на голову ниже меня, но это его не стимулировало вести себя сдержанно. Он выяснил, что у нас нет билета не только на елку, но и на нас, и грозно заявил: « Платите штраф!»
«Батя отлезь!»: вежливо ответил Губа.
Контролер, такой же был назойливый как кондуктор. Вообще, во время нашего знакомства, у меня сложилось впечатление, что их объединяет не только работа, что это одна семейка, такой себе трамвайный семейный тандем. Одна навязчиво выпрашивает деньги, другой вымогает их силой. Я не исключал, что сейчас еще плод трамвайной любви подгребет и тоже что то вымочит. Возможно, с кем то эта схема и срабатывает, но точно не с нами: у нас одинаково бессмысленно было что выпрашивать, что вымогать – на не хитрую новогоднюю поляну мы все потратили до последней копейки. А если даже у нас и что то бы осталось на кармане, Губа скорее бы свою жизнь отдал, чем добровольно расстался с мелочью.
Контролер не сдавался, и продолжал грозно требовать: «быстро деньги давайте!» Мы, естественно, отказывались. Тогда он захотел нас впечатлить наколками, набитыми на кистях обеих рук, которые демонстративно выставил на показ, перешел на феню и промолвил хриплым голосом: «пацаны не беспредельничайте, быстро лаве давайте!»
«Батя расслабься, ты в трамвае, а не на зоне!»: ответил ему Губа, на что я рассмеялся.
Батя на это разозлился, видно задели за живое, и с фразой «да я десятку топтал» попытался вытолкать нас на остановке. Но, под душещипательные крики кондукторши, вытолкнули с трамвая контролера мы. Она поняла, если не заткнется, будет следующей и перешла в другой вагон, а ступивший на путь исправления рецидивист остался мерзнуть на остановке.
А как выяснилось чуть позже, эти движения были полностью напрасны, мы могли бы спокойно и без елки обойтись. Во время этих потасовок с контролером в трамвае, ель еще больше помялась, ветки поломались, и она очень слабо походила на праздничное украшение. Я, еще раз, бегло осмотрел квартирку.
«Может хоть подметешь!»: обратив внимание на не чистый пол, заметил я. «Делать мне нефиг, не понравится, сами пусть и подметают!»: огрызнулся Губа.
«Что ты перед ними хочешь показать, я тебя не узнаю!»: заметил он. «Действительно, что то я перебарщиваю!»: согласился я.
«Давай наконец то Лехе и Карсону позвоним и отморозимся!»: предложил я.
«Давай!»: согласился Губа.
Я позвонил Лехе, он меня обрадовал, со старту заявив, что он не сможет к нам прийти, так как, как я понял, уже упал к кому то другому на хвост.
«Жаль конечно Леха, но давай с наступающим!»: радостно закончил я и бросил трубку.
«Сам отморозился, отлично!»: весело промолвил я.
Губа набрал Карсона. Он был с ним мене пунктуальный, и мало того чтобы просто отшить, пытался еще и испортить предпраздничное настроение.
«Ты понимаешь Карсон, мы тут с такими чиксами познакомились, длинноногие, грудастые такие стильные, я в шоке был когда их зацепили, что они на нас ведутся. Я им говорю про тебя, а они тупо говорят два на два, а потом поменяемся. Тупо говорят, хотят в этом году все перепробовать, такое себе желание загадали! Я опять про тебя вспомнил, но они чешут, что трое это перебор. Так что не обижайся, пока!»
«Ну и что ты человеку настроение испортил?»: сквозь смех, возмутился я.
«Пусть теперь побеситься дебил беспонтовый, сколько на него времени даром ушатали!»: злобно заметил Губа.
К девяти мы подгребли к Иркиному парадному. Как мы договорились, они обе должны были нас ждать у нее. Она еще не была моей девушкой официально, но я чувствовал, что в моем положении этого не трудно добиться. Хотя я не был уверен, что мне это было нужно. Я вообще не мог с ней до конца определиться. Когда она смотрела на меня тем восхищенным взглядом, я готов всю свою жизнь посвятить ей, каждый день совершая подвиг в ее честь, чтобы вызывать восхищение, а большего мне и не надо было. Правда так я думал, только когда она присутствовала, в ее отсутствии я думал о более приземленных вещах. Я видел, что на меня ведутся и думал, как же этим воспользоваться, без лишних усилий и растрат. И всегда, когда я начинал о ней думать, где то через пару минут, автоматически, всплывало грустное лицо Игоря, он, как правило, стоял у нее за спиной. И так, он все же умудрился проникнуть в мой мозг и, пытался уже там уличить меня в гнусном предательстве. То, что она его предала, похоже, его вообще не волновало, и он всю вину, незаслуженно, взваливал на одного меня. Также Игорь как то быстро позабыл, что он тоже мог считаться предателем, так как оставил ее на растерзание другим. Но люди очень часто видят только свою правду и, всегда готовы, все грехи вешать на кого угодно, только не на себя, к этому я уже давно привык и не удивлялся. И только я, применяя не человеческие усилия, его убирал из своих дум, я сразу вспоминал про тот бой с двумя сразу, и мысли о моем совершенстве полностью заражали мой мозг. После, когда я уставал думать о себе и опять, в мыслях, возвращался к Ире, резко появлялась ее притрушенная мать. Это меня еще больше злило, чем появление Игоря, и я уже только раздражался, нервничал, и мне сразу дико хотелось курить. И так было каждый раз. Положившись на поговорку «время покажет», я перестал думать об Ире, о нас и насчет нашего будущего. Она была в моем вкусе, на этом я и остановился в своих мыслях.