Школьник

Часть 9. Лена

Слова, которые я должна была сказать ему сейчас, так и не пришли в голову. Вместо них — только тихий треск лампочки над головой, далекие голоса из коридора и собственное сердце, стучащее где-то в висках, будто пытающееся вырваться наружу.

— Лена?

Его голос прозвучал хрипло, словно пропущенный через слой сомнений и надежд. Я не ответила. Вместо этого сделала последний шаг, и прежде чем страх успел снова сжать мое горло ледяными пальцами, обняла его.

Его тело напряглось, как перетянутая струна перед самым разрывом. Он замер, затаив дыхание, его руки застыли в воздухе в неуверенном жесте — будто между нами все еще стояла та невидимая стена, которую он боялся разрушить без моего разрешения. Я прижалась щекой к его груди, и сквозь тонкую ткань рубашки услышала, как его сердце бьется в том же бешеном ритме, что и мое — словно два заблудившихся эха, наконец нашедших друг друга.

— Я... не понимаю, — прошептал он, но его руки наконец опустились на меня — одна легла между лопаток, другая коснулась затылка, пальцы осторожно вплелись в мои волосы, как будто боялись, что я исчезну, если он сожмет их слишком сильно.

Его вдох был глубоким, дрожащим — будто он хотел вобрать в себя этот момент целиком, сохранить его в легких навсегда.

Я встряхнула головой, зарылась лицом в складки его рубашки. Ткань пахла горьковатым кофе, древесными нотами парфюма и чем-то еще — чем-то неуловимо ваниным, тем самым запахом, который оставался на страницах его записок, даже когда чернила уже выцветали.

— Просто молчи, — выдохнула я, и мое дыхание обожгло его кожу сквозь ткань.

И мы стояли так — посреди кабинета, залитого золотым светом заходящего солнца, — боясь пошевелиться, боясь разрушить хрупкую реальность, где не было ни прошлого, ни страхов, ни профессиональных границ. Я чувствовала, как его пальцы слегка сжимают складки моего кардигана, как его дыхание горячим шепотом касается моего виска, как его грудь поднимается и опускается в такт моему собственному дыханию.

Я хотела сказать ему все. О мамином дневнике, спрятанном в шкатулке с инкрустацией. О том, как отец смотрел на меня усталыми глазами, когда говорил: «Не хороните чувства раньше времени». О том, что я больше не хочу убегать — ни от него, ни от себя.