Лора Патрик - Твой звездный час

1

- Рейт, давай поженимся...
С застывшим, напряженным лицом, плотно прижав
к груди стиснутые в кулачки руки, Энн шагала взад и
вперед по спальне, вновь и вновь шепча эти слова.
Взор ее обычно бесхитростных голубых глаз потемнел
от тревоги и беспокойства. И все равно она не была
до конца уверена, что отважится громко произнести
эти слова.
- Давай поженимся, давай поженимся, давай
поженимся...
Ну вот, произнесла. И пусть слова прозвучали не
так твердо и уверенно, как бы ей хотелось, но это
уже кое-что. Итак, первый барьер взят, храбро
подумала Энн, значит, возьму и следующий.
Она сделала глубокий вдох и посмотрела на
телефон перед кроватью. Прочь нерешительность,
надо довести дело до конца.
Но нет, только не в этой комнате, не на кровати -
тут слишком уютно, и это расслабляет. Она резко
оторвала взгляд от забавного детского покрывала,
усеянного букетиками. Когда она его выбирала, ей
было четырнадцать. А теперь уже двадцать.
Целых двадцать, а она все так же наивна и
неискушенна - ну прямо девчонка, да и только. Во
всяком случае, так ей твердят. От неприятного
воспоминания Энн слегка нахмурилась. Ей известно,
кто особенно любит напоминать об этом.
Девушка открыла дверь спальни и быстро сбежала
по ступеням. Она позвонит из той комнаты, что
прежде была кабинетом отца, а еще раньше -
дедушкиным. Да, кабинет, пожалуй, лучше всего
подойдет для такого разговора, придаст ему нужный
тон и значительность.
Энн подняла трубку, торопливо набрала номер и
напряглась всем телом, заслышав длинный гудок.
- Попросите, пожалуйста, Рейта Уолстера. Это Энн
Чендлер.
В беспокойном ожидании Энн то и дело
покусывала нижнюю губу. А ведь ей казалось, что она
давно рассталась с этой детской привычкой.
- Так делают только дети, - укорил ее как-то
Рейт, когда ей было лет восемнадцать. - А
женщинам... - Тут он выразительно замолчал,
интригующе сверля ее взглядом, пока она не
спросила простодушно:
- Что женщинам?
- Разве ты не знаешь? - с наигранным изумлением
воскликнул Рейт. - Женщинам, дорогая моя,
невинная Энни, подобные отметины оставляет
только любовник. - При этих словах он наклонился к
ней и медленно провел пальцем по ее вспухшей от
прикусов губе. Это странное прикосновение
заставило ее невольно вздрогнуть. А Рейт, будто не
заметив ее смущения, добавил: - И притом очень
пылкий любовник...
Посмеялся, видите ли.
Этот молодой человек вообще был не подарок. В
старые времена ему быть бы каким-нибудь
разбойником, флибустьером - человеком, который
живет по своим собственным законам и которому
нет дела до других. Так всегда говаривал ее дед. Она
вообще подозревала, что дедушка втайне питал
слабость к Рейту...
- Энни! В чем дело? Что с крошкой случилось? -
раздался в трубке резкий голос.
Бесцеремонный тон заставил Энн крепче сжать
трубку. Она постаралась побороть нередко
вспыхивающую неприязнь. Ведь даже сейчас,
повзрослев и научившись, казалось бы, пропускать
мимо ушей все колкости и язвительные насмешки,
которыми продолжал донимать ее Рейт, она все же
порой находила его невыносимым.
Да, с другими женщинами он вел себя иначе. С
ними он был само обаяние. Хотя, конечно, он и не
смотрел на нее как на женщину, считая всего лишь
девочкой-подростком.
- Алло, малышка! Ты меня слышишь?
Раздражение в его голосе резко вернуло ее к
действительности.
- Да, Рейт, я слышу. Мне нужно кое-что сказать
тебе.
- Мне сейчас некогда, Энн. Я жду важного звонка.
Заеду к тебе на обратном пути, и мы все обсудим.
- Нет! - всполошилась Энн.
То, что ей нужно было сказать, гораздо легче
говорить на расстоянии. Делать ему предложение
прямо вот так, с глазу на глаз...
В панике она попыталась было что-то возразить,
но Рейт уже дал отбой.
Она положила трубку и растерянно огляделась. Эта
комната, как и весь дом, увековечила столетия
английской истории. Особняк стоял с тех времен,
когда некая королевская особа пожаловала эти земли
предку Энни Роджеру Чандлеру. Как гласила
официальная история, этой милости он удостоился
за безупречную придворную службу, однако
неофициальный источник приписывал милость
заслугам более личного свойства. Роджер назвал
поместье и дом Голд Краун - Золотой Короной - в
знак признательности за монаршую щедрость.
Размеров, однако, дом был отнюдь не королевских,
его даже нельзя было назвать большим. Но, по
понятиям Энн, он был непозволительно велик для
одного человека, даже для одной семьи. Особенно
потому, что, работая в приюте для бездомных, она
хорошо знала, как много людей отчаянно нуждаются
просто в крыше над головой.
- Ну и что бы ты сделала, будь у тебя возможность
распорядиться наследством? - как всегда, иронично
спросил Рейт, когда она однажды завела разговор о
доме. - Отдала бы им имение? Смотрела бы, как
разбирают дубовую обшивку на дрова? Наблюдала
бы, как рушат память о предках?
- Ты не прав! - сердито оборвала его Энн. - Ты
нечестно рассуждаешь!
Но и Дэвид, даже сам Дэвид, в чьем ведении
находилось благотворительное заведение, где она
работала, тоже частенько говорил ей, что она
рассуждает неразумно, чересчур мягкосердечна и
выглядит большой идеалисткой, которая ждет от
жизни и людей очень уж многого. Энни подозревала,
что Дэвид был склонен презирать ее. Сначала-то он
точно был настроен против альтруистических
порывов, свойственных ей, подсмеиваясь над ее
происхождением и слишком правильным выговором,
осуждая относительные состоятельность и роскошь -
все, что так резко отличало ее от обитателей приюта.
- Пытаешься добренькими делами успокоить
совесть? - презрительно усмехался он.
- Вовсе нет! - совершенно искренне возражала
Энн. - Но мои деньги, мое богатство, как ты это
называешь, находятся под опекой, и я не могу
распоряжаться капиталом, даже если бы захотела.
Если бы я не выполняла эту бесплатную работу, а
нашла другую, «подходящую», то бы просто отняла
ее у того, кто в ней больше нуждается.
Потом-то они с Дэвидом даже подружились. А вот
Дэв с Реем терпеть не могли друг друга. Вернее,
Дэвид терпеть не мог Рейта. Гордый Уолстер
слишком ценил себя, чтобы снизойти до подобного
чувства к кому бы то ни было вообще. Энн иногда
сомневалась, испытывал ли этот человек за всю
жизнь к кому-либо какие-нибудь чувства.
Она знала, как ненавидел Дэвид обращаться к
Рейту за пожертвованиями на нужды приюта. Но
Уолстер был одним из самых богатых людей в округе,
а его бизнес - самым прибыльным.
- Рейт сохраняет редчайшее сочетание качеств, -
сказал однажды Энни ее отец. - Удачливый и
напористый предприниматель, и в то же время
человек чести и высоких моральных принципов.
- Самодовольный ублюдок! - отозвался о нем
Дэв.
- Сексапильный мужчина! - восторженно
выдохнула одна из школьных подруг Энн,
приехавшая в ее дом погостить. Уже тяготившаяся
своим замужеством, она с такой неприкрытой
жадностью поедала глазами Рея, что Энн это
показалось не только неловким, но и унизительным.
Словно бы Долли, то и дело бросая на Рейта жгучие
взгляды, делая недвусмысленные замечания, как бы
невзначай прикасаясь к нему, нарочно подчеркивала
ее, Энн, сексуальную незрелость, вызывая в памяти
все шпильки, которые Рейт любил отпускать на ее
счет.
Энн было хорошо известно, что Рейт считал ее
«непробудившейся» - ну так что из того? Конечно,
его поддразнивания раздражали, а иногда и больно
задевали ее, но она давно дала себе слово не
бросаться сломя голову на шею первому встречному,
не заниматься сексом ради секса. И уж если она
решится окунуться в мир любовных утех, это будет
только с человеком, чувствующим так же, как она
сама, который по-настоящему полюбит ее и не
постесняется открыто это признать; с которым она
сможет отбросить вечную осторожность и обнажить
нежную и романтическую сторону своей натуры.
До сей поры она еще такого человека не встретила,
но ведь когда-нибудь их пути пересекутся, а пока...
пока ей совершенно некуда спешить. Ей только
двадцать лет. Всего двадцать.
И вот она собирается делать предложение
Уолстеру, а он-то уж определенно человек совсем
не ее типа.
Энни взглянула на часы. Четыре. Она знала,
что Рейт чаще всего уходит с работы последним, а
это значит, что раньше семи или восьми вечера он
не явится. Еще столько ждать. Столько времени
нервничать, репетируя свою речь. Интересно, как
он отреагирует? Наверное, глупо посмеется. Энн
даже покраснела с досады от этой мысли.
А все этот адвокат Уолт Кроуфорд, подумала
Энн. Не приди в голову ее поверенному в делах
эта сумасшедшая идея, все было бы иначе.
Энн подошла к окну, вспоминая слова Уолта в
его последний визит:
- По крайней мере, обещай мне, Энн, что хотя
бы будешь держать меня в курсе дел.
- Принесу себя в жертву ради спасения дома?
Почему я должна это делать? - возмущалась
Энн. - Если бы хоть этот дом был мне очень
нужен. Но вы-то знаете, как я к нему отношусь.
- А ты знаешь, что случится, если дом
достанется Патрику? - перебил ее Уолт. - Он ведь
все здесь разорит - просто ради удовольствия.
- И чтобы отомстить деду. Да, я знаю, -
вздохнула Энни.
Патрик был двоюродным братом ее отца. Они с
дедушкой поссорились еще задолго до ее
рождения. Тяжелый раздор на почве финансов, а
также моральных принципов. Дед потребовал
тогда, чтобы ноги этого человека не было в их
доме. Говорят, в семье не без урода, и их семья не
явилась исключением. Даже теперь, когда Патрик
был уже в летах, приобрел налет
респектабельности, женился и был отцом двух
сыновей-приготовишек, в нем сохранялось что-то
отталкивающее. Отец утверждал, что хотя его
братец в своих финансовых операциях открыто не
нарушал закон, но, если подворачивалась
возможность, не гнушался вести не вполне
честную игру.
Отец... Энни перевела взгляд с окна на
письменный стол. Там стояла отцовская
фотография. Он был снят в форме незадолго до
гибели своего старшего брата. После его смерти он вышел в отставку и вернулся в
родное гнездо, чтобы делить горе со своим отцом.
Еще раньше волею судьбы он потерял жену, мать
Энн. Для них обоих - отца и деда - Голд Краун
значил слишком многое. Конечно, Энн тоже любила
дом - как же иначе? - но чувства собственницы
по отношению к нему у нее не было. Когда она
обходила его покои, то ощущала не гордость, а
вину.
Если бы все было по-другому! Если бы Патрик
был человеком иного склада! Она бы могла с
легким сердцем покинуть это жилище и купить
либо снять где-нибудь в городе маленький домик
и целиком посвятить себя работе в приюте.
Но как быть теперь? Ведь Уолт предупредил,
что потенциальный наследник разрушит имение.
- Он вырвет из дома душу, выставит на
аукцион все, что можно, разнесет остальное по
кирпичику, а землю продаст какому-нибудь
спекулянту недвижимостью.
- Нет, он не посмеет! - протестующе перебила
Энни. - Ведь дом внесен в реестр и подлежит
сохранению, дядя это знает.
- А я знаю этого делягу. Я убежден, что для
него не составит труда найти кого-то, кто сумеет
обойти закон. Как ты думаешь, долго ли это
здание продержится под натиском полудюжины
молодцев с бульдозерами? И твой родственничек,
конечно же, позаботится, чтобы ответственность
легла на кого-то другого. Он ненавидел твоего
деда, Энн, и в то же время знал, как много для них
с отцом значил Голд Краун.
- Слишком много, - снова вздохнула Энн. -
Нет, как хотите, а все-таки этот дом -
анахронизм. Как бы он ни был красив, но одной
семье жить в жилище таких размеров... Ох, и
почему дедушка не послушал меня и не завещал
его на благотворительные цели? Неужели он не
мог?
- Значит, тебя не волнует, что случится с
имением? Тебе не жалко, что Патрик унаследует
его, а затем уничтожит? Подумай только -
уничтожит сотни лет нашей истории!
- Конечно, мне жалко! - раздраженно
воскликнула Энн. - Но что я могу поделать? Вы же
не хуже меня знаете условия дедовского
завещания. В случае, если ни один из сыновей не
переживет его, то после смерти старейшины рода
дом и поместье отходят к ближайшему кровному
родственнику, который должен состоять в браке
либо обязан вступить в брак в течение трех
месяцев, с тем чтобы произвести наследника. Он
составил этот документ давным-давно, еще когда
только умер дядя Рон, и, если бы папа...
Тут она умолкла, потому что ее начали душить
слезы. Она все никак не могла смириться со
смертью отца, неожиданной и нелепой. Он
скончался внезапно, от сердечного приступа. А
через несколько недель, так и не придя в
сознание, умер и находившийся в состоянии комы
дед.
- Патрик удовлетворяет всем этим
условиям, - проговорила она наконец, - значит,
он и унаследует поместье.
- Да пойми, Энн, ты ближайшая кровная
родственница своего деда, - перебил ее Уолт.
- Да, но я не состою в браке. И не собираюсь
вступать, во всяком случае, в ближайшие три
месяца, - холодно ответила она.
- Ты могла бы, - медленно произнес
адвокат, - заключить фиктивный брак с целью
соблюдения условий завещания. Этот брак можно
было бы потом расторгнуть.
- Фиктивный брак? - Энн непонимающе
уставилась на него.
Звучит как фраза из романа, подумала она.
Может, в книгах это и выглядит очень
интригующе, Но совершенно неправдоподобно в
реальной жизни.
- Нет-нет. - Энн решительно затрясла
головой, и густые темные кудри запрыгали по
плечам.
Она раздраженно откинула их с лица. Не
волосы, а наказание, непослушная копна, живут,
будто сами по себе. Моя цыганочка - так часто
любовно называл ее дед. Но сколько бы она ни
пыталась обуздать эту гриву, та всегда восставала
против насилия. Едва Энн покидала
парикмахерскую, волосы снова закручивались в
черные пружинки. И в конце концов Энн махнула
на них рукой.
- Об этом не может быть и речи, - продолжала
она. - Кроме того, для брака - даже фиктивного -
нужны двое, а я не могу и представить, кого бы
выбрала.
- Зато я могу, - вкрадчиво отозвался Уолт.
Энни медленно перевела взгляд с резной
деревянной лестницы работы мастера XVII века на
лицо юриста и подозрительно воззрилась на него.
- Кого же? - замерев, спросила она.
- Рейта Уолстера.
Энн так и села на ступеньку.
- Ну уж нет! - твердо заявила она. - Ни за
что!
- Он - идеальная кандидатура! - будто не
слыша ее, воодушевленно рассуждал адвокат. - И,
главное, он никогда не скрывал, что ему очень
хотелось бы иметь этот дом.
- Да уж, это верно, - сухо согласилась Энни,
вспомнив, как Рейт забрасывал дедушку
просьбами, чуть ли не требованиями продать ему
Голд Краун. - Если Уолстеру он так уж нужен, то
почему бы не убедить Патрика продать дом ему? -
заметила она.
Брови Уолта изумленно поползли вверх.
- Что ты, Энн? Вспомни, Пат ненавидит Рея
почти так же, как некогда - твоего дедушку.
- Да, это так, - опять была вынуждена
согласиться Энни.
И это действительно было так. Рейт и Пат
были давними соперниками в бизнесе, и, как не раз
говаривал Энн ее отец, еще не было случая, чтобы
из какой-нибудь «схватки» Рейт не вышел
победителем. Так что, чем сильнее Рейту захочется
получить имение, тем охотнее соперник лишит его
этой возможности.
- Речь идет просто о вероятном деловом
соглашении между вами, о формальном основании,
которое позволит тебе выполнить условия
завещания. В свое время этот союз можно будет
расторгнуть. Ты сможешь продать дом Рейту и...
- В какое свое время? - подозрительно
спросила девушка.
- Ну, через год, через два, - пожал плечами
Уолт, не заметив, как она в ужасе беззвучно
вскрикнула. - В конце концов, ты все равно не
собираешься пока ни за кого другого, не так ли?
Иначе незачем было и говорить о Рейте.
- Нет, я не могу, - решительно сказала Энн. -
Сама идея кажется мне дикой и омерзительной.
- Ну, в таком случае тебе придется
примириться с тем, что все унаследует дядюшка.
Твоего деда уже месяц как нет в живых.
- Я не могу, - не слушая его, повторила
Энни. - Я вообще не смогла бы сделать
предложение ни одному мужчине, тем более Рейту.
- Да предложение-то всего лишь деловое.
Подумай над этим, Энн. Я знаю, что твои чувства
по отношению к Голд Крауну неоднозначны, но я
не верю, что ты желаешь его гибели.
- Разумеется нет.
- Тогда что ты теряешь?
- Быть может, мою свободу, - угрюмо
произнесла она.
Уолт усмехнулся.
- Не думаю, чтобы Рейт стал ее стеснять. Он
слишком занят, чтобы интересоваться твоими
делами. Ну, пообещай, что хотя бы подумаешь. Я
ведь для тебя стараюсь, - прибавил он. - Ты себе
потом этого не простишь.
- Моральный шантаж? - холодно спросила
Энни.
У ее собеседника хватило деликатности
состроить виноватую мину.
- Ладно, я подумаю, - хмуро заключила Энн.
Теперь, вспоминая тот разговор, Энн была
вынуждена признать, что пошла куда дальше
простого обдумывания.
«Беда в том, что ты слишком
мягкосердечная», - сколько раз за свою жизнь
она слышала эти слова!
Но Уолт был прав. Нельзя даже не попытаться
спасти имение. Однако принести себя в жертву...
Ироническая улыбка тронула вдруг ее губы, в
глазах заиграл презрительный огонек. Как был бы
раздосадован Рей, если бы мог прочесть ее мысли!
Много ли найдется женщин, которые отнеслись бы
к возможности выйти за него замуж так же, как
она? Навряд ли. Судя по тому, что слышала Энни,
едва ли хоть одна упустила бы такой шанс.
Ну и ладно. Пусть она одна такая чудачка, не
находит ничего интересного в его «магнетической
привлекательности», которая прямо-таки
парализует и завораживает каждую, кто с ним
столкнется. У нее дрожь в коленках вызывают
благоговейные взгляды, дурацкий лепет про его
мужественный облик, жгучие глаза и чувственные
губы, про то, какая у него потрясающая фигура и
демоническое воздействие. Ну, разумеется, всех
также манило его холостое положение, и все
сходились на том, что от него веет «сексуальной
компетентностью», неким загадочным ароматом,
присущим только ему. Особенный восторг почему-
то вызывало его здоровье. Ну и ладно, у нее,
значит, ко всему этому иммунитет, решила про
себя Энни.
Она и впрямь не находила в нем ничего
выдающегося. По ней, так он был просто-
напросто самодовольный нахал, которому самое
большое удовольствие доставляло насмехаться
над ней.
Вот только недавно, на званом обеде, когда
хозяйка упомянула, что гостивший у нее кузен
умолял посадить его за столом рядом с Энн,
услышавший это Рейт сардонически заметил:
- Да уж, если под этой копной волос и весьма
колоритным обмундированием, в которое ты,
дорогая, упакована, он надеется обнаружить
женщину, то будет сильно разочарован.
«Весьма колоритным обмундированием» он
обозвал тщательно подобранный комплект из
вещей мягких серых тонов, специально
приобретенных на распродаже подержанной
одежды, а затем любовно выстиранных,
выглаженных и заштопанных.
Энн метнула на него уничтожающий взгляд.
- Не все мужчины расценивают женщину по
тому, как она ведет себя в постели, Рей, - сквозь
зубы процедила она.
- К счастью для тебя, - отозвался тот,
видимо ничуть не задетый этой отповедью. -
Ведь, судя по слухам, ты не имеешь ни малейшего
представления, как там себя вести.
Конечно, она вспыхнула, чувствуя, как краска
предательски заливает лицо. И даже не из-за
смысла его замечания - в конце концов, она вовсе
не стыдилась того, что не прыгает в постель с
любым, кому приспичило, - а из-за того, как он
смотрел на нее при этом - с насмешливым
превосходством. А еще из-за того, что она, к
своему стыду, совершенно явственно представила
Рея в постели с воображаемой женщиной: его
обнаженное тело, его руки, гладящие белую,
гладкую кожу этой женщины, которая льнет к нему
и лепечет что-то в сладкой истоме.
Энни тут же отогнала это видение, убеждая
себя, что всему виной эротический фильм,
который они обсуждали накануне с подругой. Но
спор с Рейтом возобновился чуть позже, когда он, уже собираясь уходить, поджидал
необыкновенно шикарную и нарядную блондинку,
с которой появился в тот раз.
- А все-таки, - вызывающе заявила. Энни,
для пущей уверенности заносчиво выпячивая
подбородок, - в наше время благоразумнее иметь
поменьше сексуальных партнеров.
- Разумеется, благоразумнее, - вежливо
согласился Рей, - особенно если это касается
тебя, крошка.
В это время подошла спутница Рея, и Энн уже
ничего не успела возразить.
Фиктивный брак с Уолстером... Да она, должно
быть, сошла с ума, если позволила Уолту втравить
себя в эту безумную затею. Но отступать уже
поздно. Пойдет ли Рейт на это ради Голд Крауна?
Энни надеялась, что нет. А если он согласится?
- Ну, так в чем дело, Энн? Если речь опять
пойдет о пожертвовании на благотворительные
цели, то учти, что я сейчас не в самом щедром
расположении духа.
Энни с тревогой наблюдала, как Рей входил в
холл. Сердце у нее билось так сильно, словно
собиралось выскочить. Она не помнила, когда еще
так нервничала. Ей не было так плохо даже тогда,
когда их с Майком Стэнли застукали ночью,
тайком отправившихся ловить гольцов в
дедушкином озере. За это, кстати, тоже надо
сказать спасибо Рею.
Усилием воли Энн вернула себя к
действительности. Рейт пришел раньше, чем она
ожидала. Он был в дорогом темном костюме, под
которым была надета столь же дорогая
накрахмаленная и сияющая белизной рубашка.
Вообще выглядел он весьма импозантно, своим
обликом даже внушая робость. Но Рейт умел
производить впечатление в любом виде, даже если
был одет небрежно - уж это-то Энн хорошо знала.
И это впечатление создавалось не только
благодаря его высокому росту, широким плечам и
упругой, мускулистой фигуре, которые так
неотразимо действовали на подруг Энни. В самой
личности Рейта было нечто такое, что отличало его
от других мужчин: манера держаться, властность и
сила в их чистом виде. Энн это чувствовала, но
эти качества оставляли ее равнодушной. Да,
совершенно равнодушной. На нее чары этого
молодца не действовали! Он был не в ее вкусе. Ей
нравились мужчины мягкие, душевные - более
простые, более человечные, не такие...
сексуальные, что ли.
Она прокашлялась, собираясь с духом.
- Ну, так в чем дело? - холодно переспросил
Рей. - Ты смотришь на меня, как кролик на удава.
- Я вовсе не боюсь тебя! - уязвленная, Энн
гордо выпрямилась.
- Крайне рад это слышать. Послушай,
малышка, мне утром лететь в Роттердам, а до
этого надо просмотреть портфель документов.
Давай, будь умницей, выкладывай, что тебе нужно.
Только не вздумай говорить, что это неважно и
что ты передумала. Мы оба с тобой знаем, что без
веской причины ты бы ко мне не обратилась.
Его ирония неприятно кольнула Энни. Рейт
нетерпеливо ждал, ослабляя тем временем узел
галстука и расстегивая пиджак. Она почувствовала,
как внутри у нее разрастается и жжет ком страха.
- Давай, Энни, не тяни. Мне сейчас не до игр.
Это предупреждение было подкреплено
суровым взглядом, живо напомнившим девушке
все ее прошлые мелкие прегрешения и его
безжалостные наказания.
Отступать поздно. Собрав волю в кулак, Энни
сделала глубокий вдох.
- Рейт, ты не хотел бы на мне жениться? -
выдохнула она.